ХЛЕБ

3 просмотра

В эти январские дни наша страна вспоминает страшные события, произошедшие в годы Великой Отечественной войны – блокаду Ленинграда.

Окруженный со всех сторон город пытался выжить – просто выжить, почти без еды, почти без электричества, порой без тепла в самый лютый мороз, под постоянными обстрелами....И это на протяжении почти 900 дней.

Город был окружен, продовольствие брать было неоткуда. Еще с 18 июля в Ленинграде введены карточки. А с 8 сентября – фактического начала блокады – хлебная порция стала систематически снижаться.

Всего снижений было пять, и с 800 июльских граммов порция упала до 200 граммов хлеба для рабочих и 125 граммов для всех остальных. Сейчас нам сложно это понять, но вы можете вспомнить одну из разрезанных краюшек черного хлеба, которые вам давали в школе к обеду, это даже чуть больше, чем 125 граммов. Но похож ли он был на наш современный хлеб?

Блокадный хлеб

Сам хлеб изначально делался, как и сейчас, но со временем, когда муки становилось все меньше, хлеб приобретал блокадные черты: особый вкус и консистенцию, которая так запала в память всем ленинградцам, пережившим те суровые годы.

«Стандартный», если можно так выразиться, состав блокадного хлеба был следующим: ржаная мука (обойная или вообще любая из тех, что были под рукой) – до 75%, целлюлоза пищевая – до 10%, жмых – до 10%, остальное – это обойная пыль, выбойки из мешков или хвоя.

Но это лишь один из вариантов. По старой русской традиции в ход могла пойти и лебеда, и древесная кора, и сосновый луб. Добавляли также лузгу, рисовую мучку, соевый шрот или отруби. Мука тоже часто менялась, использовалась любая – от ячменной до кукурузной. В целом рецепт хлеба мог меняться ежедневно. Специалисты Центральной лаборатории Ленинградского треста хлебопечения придумывали самые немыслимые варианты, лишь бы накормить хоть чем-то горожан.

Хлеб даже доставали со дна Ладожского озера – из кузовов утонувших машин и подвод. Мука в центре такого мешка была еще сухая, а мокрую сушили и эту корку перемалывали для производства хлеба.

Первые рейсы по Дороге жизни везли муку – такую нужную для блокадного хлеба. Везли из-за тонкого льда сначала на подводах и только позже – на грузовиках. Несмотря на круглосуточную работу Дороги жизни, первая зима в Ленинграде стала самой суровой, в ее ходе блокадный хлеб сохранил жизнь сотням тысяч наших соотечественников, а ведь это были крохи по современным меркам.

С хлебом связаны и подвиги, и потери. Например, известна история Даниила Ивановича Кютинена, ленинградского пекаря. 3 февраля 1942 года, в первую и самую суровую, голодную и холодную зиму, он умер прямо на рабочем месте от истощения. Умер, но не взял ни крохи блокадного хлеба себе. Посмертно Д. Кютинен внесен в книгу памяти блокады Ленинграда.

Говорят, что у блокадного хлеба не было ни вкуса, ни запаха. Вокруг пекарен не распространялся такой хорошо знакомый нам аромат от теплой свежеиспеченной буханки хлеба. Но у блокадников другое мнение:

«До сих пор помню этот маленький, толщиной не более 3 см, черный, липкий кусочек. С удивительным запахом, от которого не оторваться и очень вкусный! Хотя знаю, муки в нем было мало, в основном разные примеси. Мне и сегодня не забыть тот волнующий запах» так рассказывала Зинаида Павловна Овчаренко, жительница Ленинграда, пережившая блокаду.

Мне повезло, я позже родилась,

Не надо мной в осколки небо рвалось,

Когда земля под взрывами тряслась,

Не я в бомбоубежище кидалась.



Не мне ночами снился теплый хлеб,

Сводя с ума до судорог голодных,

И не за мной тянулся санок след

До ямы той, где хоронили мертвых.



Писала на листочках свой дневник

Не я ручонкой, скованной страданьем,

Где сохранился этот детский крик —

«Все умерли. Одна осталась Таня».



Так почему же, в сытости, в тепле

Меня тревожит эта боль чужая

Отдавших жизнь за то, чтоб на Земле

Под этим небом я была — живая?



Какую жертву надо принести,

Какую цену заплатить — не знаю,

Чтоб девочку голодную спасти,

Хоть коркой хлеба удержать у края?!



Отсчитывает время метроном,

Он будит мир минутами молчанья...

— Не допусти беды в свой светлый дом,

Не допусти! — я слышу голос Тани...

О. Аникеева